Что такое ошибка в развитии причинной связи

Отклонение действия и ошибка в причинной связи в уголовном праве

Игорь Гонтарь, заведующий кафедрой филиала Дальневосточного государственного университета (г. Петропавловск-Камчатский), кандидат юридических наук, доцент.

В последнее время в науке наметилась устойчивая тенденция к определению уголовного права не как системы установленных или санкционированных государством социальных норм, а как более сложного социального феномена, образующего слияние уголовно-правовых норм, уголовно-правовых идей (принципов) и уголовно-правовых отношений, связанных как с законотворчеством, так и правоприменением <1>. Такой социологический подход позволяет несколько по-иному взглянуть на некоторые стороны этого социально-правового явления.

<1> См., напр.: Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении: Учебник для вузов / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. М., 2002. С. 2; Энциклопедия уголовного права. Т. 1: Понятие уголовного права. СПб.: Издание профессора Малинина, 2005. С. 151.

Полагаем, что в данном ключе уголовное право можно рассматривать и как процесс воздействия системы определенных правил на поведение людей. Эту систему образуют не только принципы и уголовно-правовые нормы, но также положения действующих постановлений пленумов Верховного Суда СССР, Верховного Суда РФ и некоторые правила, выработанные теорией уголовного права. К последним, в частности, относятся правила квалификации в случаях отклонения действия и ошибки в причинной связи. Сложившаяся система, в свою очередь, составляет иерархию, в которой ее составляющие должны соответствовать провозглашенным и легально закрепленным принципам.

В уголовно-правовой литературе отмечается значимость и необходимость соблюдения принципа справедливости, который аккумулирует в себе другие важнейшие принципы: законности, равенства граждан перед законом и гуманизма <2>. Уголовное право соответствует справедливости, если его институты, сложившиеся правила применения уголовно-правовых норм верно отражают общественную опасность подлежащего уголовной репрессии лица, характеризуемого главным образом совершенным им деянием, предусмотренными уголовным законом обстоятельствами, смягчающими или отягчающими наказание.

<2> См.: Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть. М., 1996. С. 52.

В связи с этим очевидно, что хотя правила квалификации в случаях отклонения действия и ошибки в развитии причинной связи давно обрели статус уголовно-правовых аксиом, тем не менее они являются весьма спорными с точки зрения соответствия данному принципу.

1. Вот как звучит правило квалификации в случае отклонения действия (aberratio ictus) в изложении российских криминалистов: «Отклонение действия — это случаи, когда в силу определенных обстоятельств фактический ущерб причиняется не тому, против кого было направлено преступление. Так, например, во время драки один из дерущихся намеревался убить своего противника, но промахнулся и случайно задел разнимавшего их дружинника. При таких обстоятельствах виновный должен отвечать за покушение на жизнь своего противника и за неосторожное убийство дружинника. По существу эти случаи представляют собой ошибку в причинной связи» <3>. Или: «Фактическую ошибку следует отличать от случаев так называемого отклонения действия, когда по причинам, не зависящим от воли виновного, вред причиняется другому лицу, а не тому, на кого направлено посягательство. Случаи отклонения действия образуют совокупность двух преступлений: покушение на преступление, охватываемое умыслом виновного, и неосторожное причинение вреда другому лицу, если, конечно, этот вред охватывается неосторожной виной» <4>.

<3> Курс советского уголовного права (часть Общая) Т. 1 / Отв. ред. Р.А. Беляев, М.Д. Шаргородский. Л., 1968. С. 457.
<4> Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. Н.И. Ветрова, Ю.И. Ляпунова. М., 1997. С. 266.

«От error in objecto (ошибка в объекте) отличается отклонение действия abrratio ictus vel delicti, осуществление деяния над другим объектом не вследствие того, что он принял за надлежащий, а вследствие других причин: А. прицелился в В. с намерением убить его, но в момент выстрела А. поскользнулся, его схватили за руку. В. заслонила его мать, и выстрел убил ее или другое лицо, так как ружье приняло другое направление. В отношении В. следует признать покушение на умышленное убийство, смерть другого лица или случайная, или же вменима А. в неосторожность» <5>. Так обосновывал это положение в начале XX века известный российский криминалист Э.Я. Немировский, выражая позицию, господствовавшую в уголовном праве того времени.

<5> Немировский Э.Я. Основные начала уголовного права. Одесса, 1917. С. 314.

Но рассмотрим следующий казус.

В коммунальной квартире проживали гражданки П. и С., которые находились в неприязненных отношениях друг с другом и постоянно ссорились. Во время очередной ссоры, возникшей на общей кухне, С. начала оскорблять П. Последняя схватила подвернувшийся ей под руку тяжелый чайник и метнула в С. Та увернулась, чайник попал в голову несовершеннолетней дочери С., которая в этот момент показалась в дверном проеме. Девочке был причинен тяжкий вред здоровью, в результате которого она осталась на всю жизнь инвалидом. Поскольку П. в указанной ситуации по отношению к С. действовала с неопределенным умыслом, то в соответствии с правилом отклонения действия она была привлечена к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 118 УК РФ за причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности, отделавшись символическим наказанием в виде исправительных работ. Вряд ли можно согласиться, что в данном случае восторжествовал принцип справедливости.

Дореволюционная наука российского уголовного права, которая выработала данное правило, исходила из того, что совокупность юридических норм, определяющих, какие деликты образуют преступления и какие наказания они влекут за собой, составляют положительное материальное уголовное право. Задачу науки уголовного права криминалисты видели прежде всего в уяснении принципов, лежащих в основе положительного права, в дедукции из них частных положений, в раскрытии пробелов и противоречий, в сведении всего положительного материала в стройную систему. Эта задача должна выполняться догмой уголовного права, работающей логическим методом <6>.

<6> См.: Немировский Э.Я. Указ. соч. С. 2.

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. преступления и проступки делило на умышленные и неумышленные (ст. 5), а ст. 12 указывала, что преступление почитается совершившимся, когда в самом деле последовало преднамеренное виновным зло <7>. Более позднее Уголовное уложение 1903 г. признавало преступное деяние умышленным не только когда виновный желал его учинения, но также когда он сознательно допускал наступление последствия, обусловливающего преступность всего деяния. Преступное деяние признавалось неосторожным не только когда виновный его не предвидел, хотя мог или должен быть его предвидеть, но также когда он хотя и предвидел наступление последствия, обусловливающего преступность деяния, но легкомысленно предполагал такое последствие предотвратить.

<7> См.: Российское законодательство X — XX веков. Т. 6: Законодательство первой половины XIX века / Отв. ред. О.И. Чистяков. С. 174 — 175.

Сложившиеся законодательные конструкции порождали простое логическое рассуждение. А. хотел убить В., но не хотел убить третье лицо и этого последствия не допускал. Свой умысел он не реализовал, поэтому, следовательно, должен нести ответственность за покушение на убийство и лишение жизни по неосторожности, поскольку последнее он должен был и мог предвидеть. Но с течением времени на место формальных догматических конструкций в уголовное право далеко не без влияния социологической школы пришли определения, наполненные более глубоким социальным содержанием, которые коснулись и явления вины.

В соответствии с новыми подходами уголовно-правовая теория выработала концепцию социальной сущности вины, понимая в ней такое психическое отношение к преступному деянию, которое обусловлено конкретными антисоциальными свойствами и привычками лица, его совершившего <8>. Отсюда можно сделать вывод, что разные формы вины — умышленная или неосторожная свидетельствуют о разной степени общественной опасности самого деятеля. При неосторожности лицо не осознает общественной опасности своего поведения, поскольку не желает наступления последствий. Речь идет о нежелании как о переживании, отвергающем саму реальную возможность их наступления. Если бы предвидел, то не совершил. Осознание общественной опасности деяния исключает неосторожную форму вины.

<8> См.: Рарог А.И. Общая теория вины в уголовном праве. М., 1980. С. 17.

Правило отклонения действия с точки зрения современной теории вины утверждает логический нонсенс, потому что А., стреляя в Б., осознает общественную опасность своих действий, и общественная опасность самого А. не становится меньше оттого, что пуля, предназначавшаяся Б., попала в третье лицо. В приводимом нами примере, умышленно метнув тяжелый чайник в С. с целью причинить той неприятные ощущения от физической боли до какого-либо вреда здоровью, П. тем самым проявила присущую ей степень общественной опасности, а то, что в итоге был причинен тяжкий вред здоровью девочки, только подтверждает, что деяние, совершенное П., действительно обладало теми общеопасными свойствами, которые она осознавала и на которые рассчитывала.

Существование в судебной практике до настоящего времени правила отклонения действия как своеобразного юридического атавизма можно объяснить следующим. Законодатель, давая понятие умышленной формы вины в действующем законодательстве (ст. 25 УК РФ), кроме условия, что лицо в этом случае должно осознавать общественную опасность своих действий (бездействия) в виде предвидения возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий, требует еще и установления волевого момента: лицо желает их наступления или не желает, но сознательно допускает эти последствия либо относится к ним безразлично. Поневоле напрашивается тот же порочный вывод: если оно не желало наступления последствий для третьего лица (объекта), то действовало по отношению к этим последствиям неосторожно. Вместе с тем суд констатирует наличие в совершенном деянии умышленной формы вины, если установил: 1) лицо осознавало, что его деяние способно было повлечь за собой последствия, которые в обществе оцениваются как общественно опасные, или само деяние, которое он предпринял, признается общественно опасным (например, получение взятки должностным лицом); 2) совершил это деяние, обладая полной свободой воли; 3) между деянием и наступившими последствиями имеется причинная связь. Деление умысла на прямой и косвенный имеет для правоприменителя уголовно-правое значение только лишь при установлении приготовления к преступлению или покушения на преступление в преступлениях с материальным составом.

Но тем не менее судебная практика неуклонно следует этому правилу. В свое время Верховным судом Татарской АССР К. был осужден по ст. 106 и ст. 15 и п. «з» ст. 102 УК РСФСР за преступления, совершенные при следующих обстоятельствах. Вечером в праздничный день К-ов и О. из хулиганских побуждений начали избивать К. Вырвавшись от хулиганов, К. прибежал домой, схватил ружье, зарядил его, выбежал на улицу и произвел выстрел в убегавших в сторону оврага К-ова и О. В это время по склону оврага поднималась группа молодежи, среди которых находилась Ш., которая и была убита в результате произведенного К. выстрела. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР удовлетворила протест заместителя Председателя Верховного Суда РСФСР и переквалифицировала действия К. на ст. ст. 15 и 104 УК РСФСР, признав осуждение К. по ст. 106 УК РСФСР за неосторожное убийство Ш. обоснованным.

Приведенное решение дает возможность смоделировать на его основе иные уголовно-правовые значимые ситуации. Представим, что К. выстрелил в сторону убегавших на почве личных неприязненных отношений, не будучи в состоянии сильного душевного волнения, или покушался на убийство из хулиганских побуждений уже в период действия УК РФ и при этих обстоятельствах лишил жизни потерпевшую. Очевидно, что в таком случае его действия подлежат квалификации по ч. 1 ст. 109, ч. 3 ст. 30, п. п. «а» или «и» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Квалификация, которая влечет некоторые благоприятные последствия для виновного: применение положений, содержащихся в ч. ч. 3 и 4 ст. 66 УК РФ при назначении наказания за неоконченное преступление. Но почему виновный должен признаваться в этом случае менее опасным, потому что попал в Ш., а не в убегавших, ни теория, ни судебная практика обосновать не в состоянии.

Сходные сомнения возникают и в случае квалификации ошибки в развитии причинной связи.

1. Э.Я. Немировский отмечает, что в теории уголовного права того времени доктрина ошибки в развитии причинной связи претерпела определенную метаморфозу. Вначале господствовала точка зрения, в соответствии с которой субъект, совершив с умыслом какое-либо преступное деяние и будучи уверен, что результат достигнут, предпринимает другое деяние с иным намерением, но результат вызывается именно вторым действием (грабители, полагая, что уже задушили свою жертву, вешают ее на крюк люстры, чтобы симулировать самоубийство; убийца, полагая, что нанесенный им удар причинил смерть, бросает труп в реку, чтобы скрыть следы преступления, а пострадавший в это время находится в глубоком обмороке, и в первом случае смерть наступила от удушения, а во втором — от утопления), совершает умышленное убийство, поскольку умысел на убийство продолжается и после первого деяния. В такой трактовке получалось, что умысел переживал свой собственный конец. В этом случае как бы терялась субъективная связь, которая связывала бы в одно целое оба акта, и потому первое деяние начали рассматривать как покушение на убийство, умышленный деликт, а второе неосторожное лишение жизни, если ошибка субъекта была неизвинительна <9>.

<9> См.: Немировский Э.Я. Указ. соч. С. 318 — 320.

В такой интерпретации данная концепция благополучно дожила до наших дней. В одном из последних курсов уголовного права читаем, что ошибка в развитии причинной связи заключается в неправильном понимании лицом причинно-следственной зависимости между совершаемым им действием (бездействием) и наступившими общественно опасными последствиями. Приводится следующий пример. Н., решив расправиться с Л., подкараулил его и ударил по голове молотком. Полагая, что Л. мертв, и желая скрыть это преступление, Н., привязав к ногам Л. груз, сбросил его в реку. Однако Л. был еще жив и, как показала экспертиза, погиб от утопления. В этом случае последствие явилось результатом не тех действий, которые были совершены виновным с целью лишения жизни, а иных, направленных уже на сокрытие преступления. Ответственность в подобных случаях наступает по двум статьям — за покушение на убийство (ч. 3 ст. 30 и ст. 105 УК) и за неосторожное лишение жизни (ст. 108 УК) <10>.

<10> Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении: Учебник для вузов / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой.

В свое время П.С. Дагель достаточно глубоко изучил особенности неосторожных преступлений. Он отмечает, что если субъекты умышленных преступлений прямо или косвенно противопоставляют свою волю интересам общества, то социально-психологической причиной неосторожности является невнимательность, безответственное отношение к существующим в обществе правилам поведения. Поэтому в целом субъекты неосторожных преступлений характеризуются меньшей степенью нравственной испорченности («злостности»), чем субъекты умышленных преступлений. По его мнению, неосторожную преступность необходимо рассматривать еще и в отношении более широкого понятия — неосторожного отклоняющегося поведения. Неосторожное поведение представляет собой отклонение поведения субъекта от предписанного правилами предосторожности, принятыми в обществе или в данной социальной группе, поэтому оно может быть названо отклоняющимся <11>.

<11> Дагель П.С. Неосторожность. Уголовно-правовые и криминологические проблемы. М., 1977. С. 8 — 10.

Возникает резонный вопрос: какие правила элементарной предосторожности должен предпринять Н. перед тем, как бросить Л. в воду? Наверное, убедиться, что тот действительно мертв, а если жив, то добить. Нанося удар Л. молотком по голове, Н. в тот момент осознавал, что такие действия способны повлечь за собой смерть Л., его психика была готова к восприятию этот результата, и как раз такое психофизиологическое явление, а не искусственные юридические конструкции являются истинным показателем общественной опасности Н.

В связи с изложенным полагаем, что судебная практика должна быть приведена в соответствие с современным понятием сущности вины как одним из показателей общественной опасности личности, привлекаемой к уголовной ответственности. Суть заключается в том, что субъект должен нести уголовную ответственность за все те последствия, которые явились результатом его поведения, общественную опасность которого он осознавал. Этого требует принцип справедливости в уголовном праве. Чтобы проблема не оставалась на уровне доктринальных суждений, она может быть разрешена путем принятия Пленумом Верховного Суда РФ соответствующего постановления.

Пристатейный библиографический список

1. Дагель П.С. Неосторожность. Уголовно-правовые и криминологические проблемы. М., 1977.
2. Курс советского уголовного права (часть Общая) Т. 1 / Отв. ред. Р.А. Беляев, М.Д. Шаргородский. Л., 1968.
3. Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении: Учебник для вузов / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. М., 2002.
4. Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть. М., 1996.
5. Немировский Э.Я. Основные начала уголовного права. Одесса, 1917.
6. Рарог А.И. Общая теория вины в уголовном праве. М., 1980.
7. Российское законодательство X — XX веков. Т. 6. Законодательство первой половины XIX века / Отв. ред. О.И. Чистяков.
8. Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. Н.И. Ветрова, Ю.И. Ляпунова. М., 1997.
9. Энциклопедия уголовного права. Т. 1: Понятие уголовного права. СПб.: Издание профессора Малинина, 2005.