1958 постановление цк кпсс об исправлении ошибок

А это уже из серии решений ЦК времен Н.С.Хрущева, в которых исправлялись (хотя, надо подчеркнуть, и не отменялись) некоторые идеологические постановления времен Сталина

Постановление ЦК КПСС «Об исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий» и «От всего сердца».
28 мая 1958

ЦК КПСС отмечает, что постановление ЦК об опере В. Мурадели « Великая дружба» от 10 февраля 1948 года в целом сыграло положительную роль в развитии советского музыкального искусства. В этом постановлении определялись задачи развития музыкального искусства на основе принципов социалистического реализма, подчеркивалось значение связи искусства с жизнью советского народа, с лучшими демократическими традициями музыкальной классики и народного творчества. Справедливо были осуждены формалистические тенденции в музыке, мнимое «новаторство», уводившее искусство от народа и превращавшее его в достояние узкого круга эстетствующих гурманов. Развитие советской музыки в последующие годы подтвердило правильность и своевременность этих указаний партии.

Вместе с тем, оценки творчества отдельных композиторов, данные в этом постановлении, в ряде случаев были бездоказательными. В опере В. Мурадели «Великая дружба» имелись недостатки, которые заслуживали деловой критики, однако они не давали оснований объявлять оперу примером формализма в музыке. Талантливые композиторы тт. Д. Шостакович, С. Прокофьев, А. Хачатурян, В. Шебалин, Г. Попов, Н. Мясковский и др., в отдельных произведениях которых проявлялись неверные тенденции, были огульно названы представителями антинародного формалистического направления.

В постановлении, вопреки историческим фактам, было допущено в связи с критикой оперы Мурадели искусственное противопоставление одних народов Северного Кавказа другим. Некоторые неверные оценки в указанном постановлении отражали субъективный подход к отдельным произведениям искусства и творчества со стороны И.В.Сталина.

Субъективный подход И.В. Сталина в оценке отдельных произведений искусства проявился также в односторонней и тенденциозной критике опер К. Даньковича «Богдан Хмельницкий» и Г.Жуковского «От всего сердца» в редакционных статьях газеты «Правда», опубликованных по его указанию в 19.51 году. А, как известно, на Сталина в решении этих вопросов весьма отрицательное влияние оказывали Молотов, Маленков, Берия. Несмотря на то, что в либретто и в музыке оперы «Богдан Хмельницкий» имелись недостатки, неоправданным было утверждение о «крупных идейных пороках» либретто, написанного известными советскими писателями В. Василевской и А. Корнейчуком, а также обвинения композитора К. Данькевича в беспринципности. Несправедливые упреки, содержавшиеся в этой статье, были повторены затем и в ряде других статей и выступлений. В редакционной статье об опере « От всего сердца», наряду с правильными критическими замечаниями о музыке и либретто оперы, также содержались явные преувеличения и односторонность. ЦК КПСС постановляет: 1. Отметить, что в постановлении ЦК от 10 февраля 1948 года об опере В. Мурадели «Большая дружба», правильно определившим направление развития советского искусства на пути народности и реализма и содержавшем справедливую критику ошибочных, формалистических тенденций в музыке, — в то же время были допущены некоторые несправедливые и неоправданно резкие оценки творчества ряда талантливых советских композиторов, что было проявлением отрицательных черт, характерных для периода культа личности. 2. Признать неправильной, односторонней оценку в редакционных статьях газеты «Правда» опер «Богдан Хмельницкий» и «От всего сердца». Поручить редакции газеты «Правда» (т. Сатюкову) на основе настоящего решения подготовить редакционную статью с всесторонним и глубоким анализом основных вопросов развития советского музыкального искусства.

Правда. 1958. 8 июня.

ЦК КПСС отмечает, что постановление ЦК об опере В. Мурадели «Великая дружба» от 10 февраля 1948 года в целом сыграло положительную роль в развитии советского музыкального искусства. В этом постановлении определялись задачи развития музыкального искусства на основе принципов социалистического реализма, подчеркивалось значение связи искусства с жизнью советского народа, с лучшими демократическими традициями музыкальной классики и народного творчества. Справедливо были осуждены формалистические тенденции в музыке, мнимое «новаторство», уводившее искусство от народа и превращавшее его в достояние узкого круга эстетствующих гурманов. Развитие советской музыки в последующие годы подтвердило правильность и своевременность этих указаний партии.

Вместе с тем, оценки творчества отдельных композиторов, данные в этом постановлении, в ряде случаев были бездоказательными и несправедливыми. В опере В. Мурадели «Великая дружба» имелись недостатки, которые заслуживали деловой критики, однако они не давали оснований объявлять оперу примером формализма в музыке. Талантливые композиторы т. т. Д. Шостакович, С.

Постановление ЦК КПСС от 28 мая 1958 года «Об исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий» и «От всего сердца» [Текст] : Материалы обсуждения

ЗИГЗАГИ КУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ ХРУЩЁВА

Партийное руководство предприняло ряд шагов, направленных на отмену отдельных решений, принятых во второй половине 40-х гг. и касавшихся отечественной культуры. Так, 28 мая 1958 г. ЦК КПСС утвердил постановление «Об исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий» и «От всего сердца»». В документе отмечалось, что талантливые композиторы Д. Шостакович, С. Прокофьев, А. Хачатурян, В. Шебалин, Г. Попов, Н. Мясковский и другие были огульно названы представителями «антинародного формалистического направления». Оценка редакционных статей газеты «Правда», направленных в свое время на критику указанных композиторов, была признана неправильной.

Одновременно с исправлением ошибок прошлых лет в это время развернулась настоящая кампания травли известного писателя Б. Л. Пастернака. В 1955 г. он закончил большой роман «Доктор Живаго». Год спустя роман был передан для публикации в журналы «Новый мир», «Знамя», в альманах «Литературная Москва», а также в Гослитиздат. Однако издание произведения откладывалось под бла-говидными предлогами. В 1956 г. роман Пастернака оказался в Италии и вскоре был там опубликован. Затем последовало его издание в Голландни и ряде других стран. В 1958 г. автору романа «Доктор Жи-ваго» была присвоена Нобелевская премия в области литературы.

Ситуация, в которой оказался Пастернак, была, по его словам, «трагически трудной». Он был вынужден отказаться от Нобелевской премии. 31 октября 1958 г. Пастернак направил письмо на имя Хрущева, в котором говорил о своей связи с Россией, подчеркивая невозможность для себя пребывание вне страны. 2 ноября записка писателя была опубликована в «Правде». Там же помещалось заявление ТАСС. В нем указывалось, что «в случае, если Б. Л. Пастернак пожелает совсем выехать из Советского Союза, общественный строй и народ которого он оклеветал в своем антисоветском сочинении «Доктор Живаго», то официальные органы не будут чинить ему в этом никаких препятствий. Ему будет предоставлена возможность выехать за пределы Советского Союза и лично испытать все «прелести капиталистического рая»». К этому времени роман был опубликован за рубежом уже на 18 языках. Пастернак предпочел остаться в стране и не выезжать за ее пределы даже на короткое время. Полтора года спустя, в мае 1960 г., он умер от рака легких. «Дело Пастернака» показало, таким образом, пределы десталинизации. От интеллигенции требовалось приспособиться к существующим порядкам и служить им. Те, кто не смог «перестроиться», в конце концов были вынуждены покинуть страну. Эта участь не обошла стороной будущего Нобелевского лауреата поэта И. Бродского, который начал писать стихи в 1958 г., но вскоре попал в немилость за свои независимые взгляды на искусство и эмигрировал.

Несмотря на жесткие рамки, в которых авторам было позволено творить, в начале 60-х гг. в стране было опубликовано несколько ярких произведений, вызвавших уже тогда неоднозначную оценку. Среди них — повесть А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Произведение было задумано автором зимой 1950/1951 г. во время нахождения на общих работах в Экибастузском Особом лагере. Решение о публикации рассказа, повествующего о жизни заключенных, было принято на заседании Президиума ЦК КПСС в октябре 1962 г. под личным давлением Хрущева. В конце того же года он был напечатан в «Новом мире», а затем в издательстве «Советский писатель» и в «Роман-газете». Десять лет спустя все эти издания будут уничтожены в библиотеках по тайной инструкции.

В конце 50-х гг. в Советском Союзе обозначились зачатки явления, которое спустя несколько лет превратится в диссидентство. В 1960 г. поэт А. Гинзбург выступил основателем первого «самиздатовского» журнала под названием «Синтаксис», в котором начал печатать ранее запрещенные произведения Б. Окуджавы, В. Шаламова, Б. Ахмадуллиной, В. Некрасова. За агитацию, направленную на подрыв советской системы, Гинзбург был приговорен к тюремному заключению.

«Культурная революция» Хрущева имела, таким образом, несколько граней: от публикации произведений бывших заключенных и назначения в 1960 г. министром культуры казавшейся весьма либеральной Е. А. Фурцевой до погромных выступлений самого первого секретаря ЦК. Показательной в этом отношении стала встреча руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства, состоявшаяся 8 марта 1963 г. В ходе обсуждения вопросов художественного мастерства Хрущев позволил себе грубые и непрофессиональные высказывания, многие из которых были просто оскорбительны для творческих работников. Так, характеризуя автопортрет работы художника Б. Жутовского, лидер партии и глава правительства прямо заявлял, что его произведение — «мерзость», «жуть», «грязная мазня», на которую «противно смотреть». Работы скульптора Э. Неизвестного были названы Хрущевым «тошнотворной стряпней». Авторы фильма «Застава Ильича» (М. Хуциев, Г. Шпаликов) обвинялись в том, что они изобразили «не борцов и не преобразователей мира», а «бездельников», «полуразложившихся типов», «тунеядцев», «выродков» и «подонков». Своими непродуманными заявлениями Хрущев лишь отталкивал от себя значительную часть общества и лишал себя того кредита доверия, который был им получен на XX съезде партии.

И.С. Ратьковский, М.В. Ходяков. История Советской России

http://www.bibliotekar.ru/sovetskaya-rossiya/81.htm

“НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ”

1 декабря 1962 года в московском Манеже должна была открыться выставка, посвященная 30-летию Московского отделения Союза художников СССР (МОСХ). Часть работ выставки была представлена экспозицией «Новая реальность» – движением художников, организованным в конце 1940-х годов живописцем Элием Белютиным, продолжающим традиции русского авангарда начала XX века. Белютин учился у Аристарха Лентулова, Павла Кузнецова и Льва Бруни.

В основе искусства «Новой реальности» лежала «теория контактности» – стремление человека через искусство восстановить чувство внутреннего равновесия, нарушенного воздействием окружающего мира с помощью умения обобщать натурные формы, сохраняя их в абстракции. В начале 1960-х годов студия объединяла около 600 «белютинцев».

В ноябре 1962 года была организована первая выставка студии на Большой Коммунистической улице. В выставке участвовали 63 художника «Новой реальности» вместе с Эрнстом Неизвестным. На ее открытие удалось специально приехать из Варшавы руководителю Союза польских художников профессору Раймонду Земскому и группе критиков. Минкульт дал разрешение на присутствие иностранных корреспондентов, а на следующий день – на проведение пресс-конференции. Телесюжет о вернисаже прошел по Евровидению. По окончании пресс-конференции художникам без объяснений было предложено разобрать их работы по домам.

30 ноября к профессору Элию Белютину обратился заведующий Отделом культуры ЦК Дмитрий Поликарпов и от лица только что созданной Идеологической комиссии попросил восстановить Таганскую выставку в полном составе в специально подготовленном помещении на втором этаже Манежа.

Сделанная за ночь экспозиция получила одобрение Фурцевой вместе с самыми любезными напутственными словами, работы были взяты на квартирах авторов сотрудниками Манежа и доставлены транспортом Минкульта.

Утром 1 декабря на пороге Манежа появился Хрущев. Поначалу Хрущев начал довольно спокойно рассматривать экспозицию. За долгие годы пребывания у власти он привык посещать выставки, привык к тому, как по единожды отработанной схеме располагались работы. На этот раз экспозиция была иной. Речь шла об истории московской живописи, и среди старых картин были те самые, которые Хрущев сам запрещал еще в 1930-х годах. Он мог бы и не обратить на них никакого внимания, если бы секретарь Союза советских художников Владимир Серов, известный сериями картин о Ленине, не стал говорить о полотнах Роберта Фалька, Владимира Татлина, Александра Древина, называя их мазней, за которую музеи платят огромные деньги трудящихся. При этом Серов оперировал астрономическими ценами по старому курсу (недавно прошла денежная реформа).

Хрущев начал терять контроль над собой. Присутствующий на выставке член Политбюро ЦК КПСС по идеологическим вопросам Михаил Суслов тут же начал развивать тему мазни, «уродов, которых нарочно рисуют художники», того, что нужно и что не нужно советскому народу.

Хрущев три раза обошел большой зал, где были представлены работы 60 художников группы «Новая реальность». Он то стремительно двигался от одной картины к другой, то возвращался назад. Он задержался на портрете девушки Алексея Россаля: «Что это? Почему нет одного глаза? Это же морфинистка какая-то!»

Далее Хрущев стремительно направился к большой композиции Люциана Грибкова «1917 год». «Что это за безобразие, что за уроды? Где автор?». «Как вы могли так представить революцию? Что это за вещь? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше рисует». Он ругался почти у всех картин, тыкая пальцем и произнося уже привычный, бесконечно повторявшийся набор ругательств.

На следующий день, 2 декабря 1962 года, сразу по выходе газеты «Правда» с обличительным правительственным коммюнике, толпы москвичей бросились в Манеж, чтобы увидеть повод «высочайшей ярости», но не нашли и следа экспозиции, располагавшейся на втором этаже. Из экспозиции первого этажа были убраны обруганные Хрущевым картины Фалька, Древина, Татлина и других.

Сам Хрущев не был доволен своими действиями. Рукопожатие примирения состоялось в Кремле 31 декабря 1963 года, куда Элий Белютин был приглашен на встречу Нового года. Состоялся короткий разговор художника с Хрущевым, который пожелал ему и «его товарищам» успешной работы на будущее и «более понятной» живописи.

В 1964 году «Новая реальность» стала работать в Абрамцеве, через которое прошло около 600 художников, в том числе из исконных художественных центров России: Палеха, Холуя, Гусь-Хрустального, Дулева, Дмитрова, Сергиева Посада, Егорьевска.

«Запрет на Белютина» просуществовал почти 30 лет – до декабря 1990-го, когда после соответствующих извинений правительства в партийной печати открылась грандиозная выставка «белютинцев», занявшая весь Манеж (400 участников, более 1 тысячи произведений). До конца 1990 года Белютин оставался «невыездным», хотя за рубежом все годы шли, сменяя одна другую, его персональные выставки.

Справка РИА “Новости”

http://ria.ru/spravka/20120228/578537439.html

“МЫ” И “ОНИ”

Посещение Хрущевым со своей свитой выставки в Манеже стало контрапунктом «фуги», которую играла советская жизнь. Четыре голоса умело соединила в кульминации Академия художеств СССР. Вот эти четыре голоса. Первый – общая атмосфера советской жизни, «оттепельный» процесс политической десталинизации, который начался после ХХ съезда КПСС, обострив борьбу за власть и влияние между наследниками Сталина и молодой генерацией во всех слоях советского общества.

Второй – это официальная художественная жизнь, полностью контролируемая Министерством культуры СССР и Академией художеств – оплотом социалистического реализма и главным потребителем бюджетных денег, выделенных на изобразительное искусство. Третий голос – новые тенденции в среде молодых членов Союза художников и их растущее влияние в борьбе за власть в инфраструктуре Академии. Молодое поколение под влиянием изменившегося морального климата стало искать пути для изображения «правды жизни» (потом это течение стали называть «суровым стилем»). Находясь внутри официальной структуры советского искусства и будучи встроенными в ее иерархию, молодые художники уже занимали посты в различных комиссиях и выставкомах, привыкая к системе государственного обеспечения. В них-то, как в своих правопреемниках, академики и видели угрозу своей слабеющей власти.

И, наконец, четвертый голос «фуги» – независимые и неангажированные молодые художники, которые зарабатывали на жизнь кто как мог и делали искусство, которое они не могли ни официально показать, ни официально продать. Они даже не могли купить краски и материалы для работы, так как их продавали только по членским билетам Союза художников. По существу эти художники были негласно объявлены «вне закона» и были самой гонимой и бесправной частью художественной среды. Апологеты «сурового стиля» были настроены по отношению к ним (то есть к нам) сверхкритично. Характерно гневное и возмущенное негодование «суровостильца» Павла Никонова, выраженное им в своем выступлении на Идеологическом совещании в ЦК КПСС в конце декабря 1962-го (после выставки в Манеже) по отношению к «этим стилягам»: «Меня не столько удивил тот факт, что, например, вместе с «белютинцами» в одной комнате были выставлены работы Васнецова и Андронова. Меня удивило, что и мои работы там же. Не для этого мы ездили в Сибирь. Не для этого я вместе с геологами ходил в отряде, не для этого нанимался туда рабочим…»

Тенденция, несмотря на безграмотность стиля и полную кашу в голове, очевидна: мы («суровый стиль») – хорошие настоящие советские художники, а они… – нехорошие, фальшивые и антисоветские. И, пожалуйста, дорогая Идеологическая комиссия, не путайте нас с ними. Бить надо «их», а не «нас».

Кого бить и за что? Мне, например, в 62-м было 24 года, я только что окончил Московский полиграфический институт. У меня не было мастерской, я снимал комнату в коммунальной квартире. Денег на материалы тоже не было, и по ночам я воровал во дворе упаковочные ящики из мебельного магазина, чтобы делать из них подрамники. Днем работал для себя, а ночью делал книжные обложки, чтобы немного заработать.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) Об опере «Великая дружба» В. Мурадели от 10 февраля 1948 г. было опубликовано в газете «Правда» 11 февраля 1948. Постановление осуждало формализм в музыке и объявляло оперу Вано Мурадели «Великая дружба» (1947) «порочным антихудожественным произведением». Кроме того, в частности, утверждалось: «Исторически фальшивой и искусственной является фабула оперы, претендующая на изображение борьбы за установление советской власти и дружбы народов на Северном Кавказе в 1918—1920 гг. Из оперы создается неверное представление, будто такие кавказские народы, как грузины и осетины, находились в ту эпоху во вражде с русским народом, что является исторически фальшивым, так как помехой для установления дружбы народов в тот период на Северном Кавказе являлись ингуши и чеченцы».

Было постановлено:

1. Осудить формалистическое направление в советской музыке, как антинародное и ведущее на деле к ликвидации музыки.
2. Предложить Управлению пропаганды и агитации ЦК и Комитету по делам искусств добиться исправления положения в советской музыке, ликвидации указанных в настоящем постановлении ЦК недостатков и обеспечения развития советской музыки в реалистическом направлении.
3. Призвать советских композиторов проникнуться сознанием высоких запросов, которые предъявляет советский народ к музыкальному творчеству, и, отбросив со своего пути все, что ослабляет нашу музыку и мешает ее развитию, обеспечить такой подъем творческой работы, который быстро двинет вперед советскую музыкальную культуру и приведет к созданию во всех областях музыкального творчества полноценных, высококачественных произведений, достойных советского народа.
4. Одобрить организационные мероприятия соответствующих партийных и советских органов, направленные на улучшение музыкального дела.

Несколько ранее был утвержден секретный вариант Постановления, включавший более конкретные пункты^[1]. Согласно этому варианту, в том числе:

• председатель Комитета по делам искусств при Совмине М. Храпченко был отстранён от должности;
• Оргкомитет Союза советских композиторов был обвинен как «рассадник формалистического, антинародного направления в современной музыке», в «зажиме критики и самокритики», в содействии «безудержному восхвалению произведений небольшой группы композиторов в угоду приятельским отношениям»;
• ввиду вышеизложенной критики Оргкомитет Союза советских композиторов и его президиум были распущены. А. Хачатурян, В. Мурадели и Л. Атомвьян отстранены от руководящей работы в Союзе композиторов. Председателем нового Оргкомитета Союза композиторов назначен Б. Асафьев, в секретариат вошли Т. Хренников (генеральный секретарь), М. Коваль и В. Захаров;
• Состав музыкальной секции Комитета по Сталинским премиям был заменен (председателем и заместителем были назначены Б. Асафьев и Т. Хренников). В том числе, в секцию были введены (без конкретизации) деятели музыки от союзных республик.

В течение нескольких недель между утверждением секретного варианта Постановления и публикацией открытого производились проверки музыкантов ^[1], в особенности композиторов-формалистов (Д. Шостакович, В. Шебалин и др.), Музгиза.

После Постановления организационная и музыкальная деятельность многих крупных советских композиторов была ограничена.

Постановление ЦК КПСС от 28 мая 1958 Об исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий», «От всего сердца» утверждало, что Постановление 1948 года «в целом сыграло положительную роль в развитии советского музыкального искусства», однако признавало, что

оценки творчества отдельных композиторов, данные в этом постановлении, в ряде случаев были бездоказательными. В опере В. Мурадели «Великая дружба» имелись недостатки, которые заслуживали деловой критики, однако они не давали оснований объявлять оперу примером формализма в музыке. Талантливые композиторы тт. Д. Шостакович, С. Прокофьев, А. Хачатурян, В. Шебалин, Г. Попов, Н. Мясковский и др., в отдельных произведениях которых проявлялись неверные тенденции, были огульно названы представителями антинародного формалистического направления. В постановлении, вопреки историческим фактам, было допущено в связи с критикой оперы Мурадели искусственное противопоставление одних народов Северного Кавказа другим. Некоторые неверные оценки в указанном постановлении отражали субъективный подход к отдельным произведениям искусства и творчества со стороны И. В. Сталина.

См. также

• Сумбур вместо музыки

• Формализм (искусство)

Примечания